Вселенцы Черного моря

О том, кого из сегодняшних обитателей можно отнести к «понаехам», почему они сменили место жительства и как относятся к местным обитателям, «Севастопольская газета» поинтересовалась у старшего научного сотрудника отдела ихтиологии Института биологии южных морей, кандидата биологических наук Дмитрия Куцына.

Он начал с того, что сотрудники отдела в том числе занимаются тем, что фиксируют в акватории Черного моря различные виды рыб — местные и пришлые. Изучают, как те и другие влияют на экологию моря.

Вселенцами ученые считают те морские организмы, которые относительно недавно попали в Черное море из других районов Мирового океана. Часть смогли адаптироваться к новым условиям, прижились и сформировали самовоспроизводящуюся популяцию.

— Дмитрий, откуда берутся вселенцы?

— Черное море — это не изолированный водоем, у него есть связь с Мировым океаном. Связь эта осуществляется через пролив Босфор и Средиземное море, оттуда через Гибралтарский пролив в Атлантический океан, также через Суэцкий канал в Красное море и Индийский океан...

Вселение морских видов — это чаще естественный процесс, так как он происходит по естественным каналам.

Но есть также вселение, индуцированное человеком. Оно бывает специальным, когда человек привносит в экосистему какой-то новый вид, чтобы, например, повысить его рыбопродуктивность.

— А примеры?

— Хороший пример — пеленгас. Этот вид кефали намеренно был вселен к нам из Японского моря. То есть вселение сначала состоялось в Азовское море, а оттуда этот вид попал в Черное. И, кстати, теперь его уже регистрируют и в Средиземном море.

Интересно, что в Тихом океане совершенно иная соленость и температурные условия, но когда пеленгаса привезли в Азовское море, он там успешно акклиматизировался, размножился, прижился, адаптировался и в итоге стал важным промысловым видом в Черноморском бассейне.

Причем у нас пеленгас крупнее, он быстрее растет, поскольку у него здесь больше еды — детрита (отмирающей органики) и нет конкурентов.

Бывает, что человек не планирует акклиматизировать какие-то виды организмов и заносит их случайным образом, скажем, при осуществлении какой-либо иной хозяйственной деятельности.

— Случайные вселенцы, кто они?

— Например, корейский окунь, которого в последнее время ученые регистрируют в Черном море. Это родственник черноморской скорпены (морского ерша). Родина корейского окуня — Дальний Восток, к нам, скорее всего, вместе с устричным спатом попала молодь этой рыбы, которая в условиях Черного моря смогла адаптироваться несмотря на то, что в Черном море вдвое ниже соленость. Мы называем таких рыб эвригалинными, то есть выдерживающими любую соленость.

Пока еще рано говорить, что корейский окунь полностью акклиматизировался у нас, но мы находим его все чаще и чаще, в том числе и половозрелых особей.

Правда, о натурализации этого вида в новой для него экосистеме мы сможем говорить, когда найдем его личинку или оплодотворенных самок. К слову, у этих рыб уникальный тип размножения – живорождение.

— А рапана?

— Это один из самых ярких для Черного моря примеров случайного вселенца, брюхоногий моллюск рапана был случайно завезен с Дальнего Востока в середине 40-х годов прошлого века и в итоге смог полностью у нас адаптироваться и прийти в баланс со средой.

Тут стоит пояснить, что, как правило, изначально вселенцы, не встречая серьезных препятствий на пути к своей натурализации и имея хорошую кормовую базу, дают вспышку численности. Потом же корма становится меньше, и их численность начинает сокращаться. В итоге всё приходит в равновесие, экосистема саморегулируется.

Очевидно, что сейчас рапаны стало заметно меньше, а мидий, которых они, заселившись, массово уничтожали, наоборот.

Еще один яркий пример случайного вселения — гребневик (Mnemiopsis), представляющий собой медузоподобное существо, попавший в экосистему Черного моря с балластными водами.

Вселение гребневика сильно подорвало кормовую базу местной ихтиофауны, которая так же, как и он, питается планктоном. Численность таких рыб начала резко падать, а гребневика, напротив, расти.

Вслед за одним видом гребневика к нам вселился его хищный собрат берое (Beroe), который, как оказалось, питается своим более миролюбивым родственником. Он-то и отрегулировал численность первого.

В результате сейчас в Черном море обитают оба вида, встроившиеся в экосистему моря и ставшие ее неотъемлемой частью.

Негативный случай связан с вселением серебряного карася. Этот вид тоже попал к нам с Дальнего Востока вместе с молодью рыб для прудового разведения: толстолобика, белого амура. Так вот, серебряный карась принялся менять пресноводные экосистемы, весьма эффективно адаптировавшись и очень быстро размножившись. Последнее произошло из-за его уникального свойства — гиногенеза — для размножения ему не нужны самцы. Точнее, он может использовать самцов других видов карповых рыб. Поэтому, когда есть необходимость освоить новую экосистему и наличествует достаточное количество корма, популяция состоит из 95-99% самок, которые обеспечивают бешеную плодовитость.

В Черном море есть много местных видов рыб, о которых мало что известно и которые привлекают интерес исследователей: зубарик, темный и светлый горбыль, лаврак, луфарь, пеламида, дорада и многие другие.

— Кто такой этот лаврак?

— Его еще называют сибас, такое наименование чаще можно встретить в ресторанных меню. Это крупная хищная рыба, похожая внешне на судака. У нас лаврак встречается довольно редко, зато в Средиземном море он популярен как объект марикультуры. Редкость лаврака в Черном море до сих пор не позволяет в полной мере изучить его биологию.

Лаврак, восточноатлантический по происхождению вид, проник в Черное море очень давно. У Черного моря довольно сложная геологическая история, его связь с океаном то закрывалась, то снова открывалась, из-за чего фауна постоянно менялась с более пресноводной на более морскую и наоборот. Во время последнего осолонения, скорее всего, и вселился лаврак.

— А какие черноморские рыбы считаются самыми редкими?

— Из крупных — осетровые: осетр, белуга, севрюга и стерлядь, а также кумжа из лососевых, внесенные в Красную книгу и имеющие высокую хозяйственную ценность.

Кстати, об осетровых: существуют русский и атлантический осетр, это два разных вида, но оба они отмечались в Черном море.

Сейчас весь русский осетр, который встречается в Черном море, заводского воспроизводства. Есть специальные предприятия, где держат маточное стадо осетров, искусственным образом их разводят, а потом мальков выпускают в естественные водоемы. Благодаря этому осетра иногда можно встретить в море. Однако сказать что-то определенное об их численности сейчас очень сложно.

— Почему?

— Потому что это краснокнижные виды, и разрешение на их вылов не дают даже нам. Получается замкнутый круг: чиновники хотят получить от нас данные о редких и исчезающих рыбах Черного моря, а мы не в состоянии им ответить, потому что далеко не всегда можем у них получить разрешение на вылов. На наши просьбы разрешить вылов в научных целях нам часто отвечают, что наши цели слабо обоснованы.

— Откуда берете данные по регистрации и натурализации рыб?

— Нередко это результат взаимодействия института с рыболовецкими бригадами, а также с любителями подводной охоты и фридайвинга, рыбаками-любителями. Особо отмечу Межрегиональную общественную организацию «Ассоциация подводной деятельности Крыма и Севастополя» (АПДКС), с которой мы сотрудничаем. Благодаря их находкам мы имеем доступ к редкому материалу, который невозможно получить классическими для ученых-ихтиологов методами — донными ловушками и сетями. Конечно же, речь идет только о разрешенных к отлову видах рыб.

Море изнутри

О нем «Севастопольской газете» рассказал младший научный сотрудник отдела ихтиологии Института биологии южных морей Игорь Тамойкин. Человек, глубоко преданный науке, он является автором книги «Подводная охота в Крыму», в которой собрал рассказы и истории о подводной охоте в Черном море.

Об увлечении, ставшим серьезным делом, ученый может говорить много, делая акцент на главном принципе подводных охотников и фридайверов — они спускаются под воду без каких-либо дыхательных аппаратов, для чего практически круглогодично обучаются и тренируются в бассейне филиала МГУ и на открытой воде в море.

Оно и понятно — подводная охота предполагает высокий уровень профессиональной, моральной, физической и психологической подготовки.

— Это самый сложный вид охоты: нужно набрать воздух, нырнуть, найти рыбу и... добыть ее. Зато мы видим море, что называется, изнутри, — поясняет И.Тамойкин.

С помощью ученых ИнБЮМа подводные охотники разработали целую программу, позволяющую унифицировать и систематизировать наблюдения ныряльщиков.

— На чистом энтузиазме мы три года занимались оцифровкой наблюдений за двадцатью девятью видами рыб, благодаря чему смогли впервые вычислить для северной части Черного моря (Крым) так называемую проекционную численность темного горбыля, считающегося характерным видом прибрежных экосистем, — продолжил И.Тамойкин.

И не только горбыля — количественные показатели многих видов черноморских рыб долгое время оставались за границей изучения, а то, что попадается в сети рыбаков, не всегда можно использовать с научной точки зрения.

В качестве редких, но количественно малоизученных, он называет головача, губача, золотистого спара (дораду), сальпу и атлантического землероя (мармира), который, к слову, тоже проник в Черное море через Босфор и теперь встречается даже в Севастопольской бухте.

Подводные охотники являются сейчас важными поставщиками экземпляров этих рыб для изучения.

— По состоянию на 2014 год вселенцев у нас числилось 25 видов, из которых 21 был зарегистрированы в Крыму. Сейчас их в северной части Черного моря уже 30, — с гордостью констатирует И.Тамойкин.

— Подводные охотники помогают нам закрывать белые пятна в случае малоизученных видов. Совсем недавно по находкам АПДКС нам удалось сдать в печать две статьи в специализированный журнал с высоким международным рейтингом. — подытожил Д.Куцын.

— Но впереди еще столько совместных планов! — добавил И.Тамойкин.