Школьная медиация пока работает только на бумаге

Шесть лет назад Минобрнауки рекомендовало школам создать службы медиации для урегулирования внутришкольных конфликтов. В Севастополе, который только воссоединился с Россией, рекомендацию восприняли как руководство к действию. Департамент образования при правительстве губернатора Сергея Меняйло в 2015 году издал приказ «О создании служб школьной медиации в образовательных организациях».

Как известно, приказы не обсуждаются, службы были созданы. Прошло несколько лет, переходный период вхождения Крыма и Севастополя в российскую юрисдикцию завершился. С тех пор произошло много событий, и в сфере образования тоже, но выяснилось, что о школьной медиации не знают даже ответственные лица, отвечающие за профильную комиссию в Законодательном собрании.

— Ничего об этом не слышала. Если и работает, то скорее всего только на бумаге, — заявила председатель комиссии по образованию, культуре и спорту заксобрания Елена Глотова на вопрос «Севастопольской газеты», как работают в севастопольских школах службы школьной медиации.

По-русски — это примирение

Школьная жизнь — не только учеба, но и взаимодействие родителей, педагогов, учащихся. В ходе этих отношений нередко возникают трения. Конфликты в школе, как и в обществе в целом, неизбежны и естественны.

Школьная медиация существует для мирного решения проблем, снижения уровня насилия в школе и сохранения добрых отношений. В медиации выход из спора ищут и находят сами спорщики, а медиатор выступает не как обычный посредник или судья, а как помощник, который способствует диалогу, не стараясь повлиять на его исход и не навязывая готовых решений.

Конфликтов тьма-тьмущая

— Конфликтов в школах очень много. Только в нашу общественную организацию как минимум раз в неделю поступает жалоба о разного рода проявлениях жестокости и насилия в школах. А в очереди на рассмотрение дел в комиссии по делам несовершеннолетних всегда стоят порядка 50 человек, — рассказала председатель общественной организации «Севастопольские мамы» Елена Голубева.

По ее словам, если бы службы медиации в образовательных учреждениях работали профессионально, то, возможно, школьные конфликты разрешались бы в школьных стенах и не выходили за их пределы.

По мнению специалистов, самая уязвимая для межличностных конфликтов группа — подростки 6-8-х классов. Тревожный для взрослых сигнал, на который необходимо обратить внимание, — нежелание ребенка идти в школу.

Травля может происходить не только со стороны сверстников, но и учителей. Нередко ее причиной становится внешний вид ребенка — одежда, прическа, длина волос, всевозможные гаджеты или их отсутствие.

По статистике каждый третий ребенок школьного возраста сегодня проводит в сети интернет более восьми часов. Дети порой не разделяют реальный и виртуальный мир и часто не замечают, как становятся жертвами кибертравли. Обидчики пишут оскорбительные сообщения, создают компрометирующие веб-страницы, публикуют унижающие видео или фото.

— Конфликтов тьма-тьмущая. Много конфликтов связанно с социальными сетями. Буллинг и кибербуллинг. Межличностные конфликты. Травля детей не таких, как все, имеющих физиологические или психологические особенности. Конфликты между детьми, конфликты между родителями учеников. Оскорбления подростками родителей своих друзей, — подтверждает статистику педагог-психолог школы №11 Любовь Чернышова.

Сами не знали, что это такое

Школьная медиация не новый метод. На Западе ее начали использовать с 60-х годов прошлого века, но в советской школе были свои методы профилактики межличностных конфликтов. Когда в 2015 году из департамента образования во все севастопольские школы пришел приказ, обязывающий организовать службу медиации, многие к задаче оказались не готовы.

— Мы сами не знали, что это такое и где этому научиться? Есть указ, его надо выполнять, а где научиться, нам не сказали, — рассказывает Л.Чернышова историю создания службы медиации в их учреждении.

Руководителями служб в школах назначали психологов, при этом ставки медиатора в школах не предусмотрены. Обычно в школе работает один психолог на тысячу человек. А методы, используемые в медиации и психологии, кардинально различаются. При этом никаких курсов, лекций, обучающих тренингов департамент образования не организовывал, и некоторым ответственным психологам и педагогам, получившим дополнительную нагрузку, пришлось самостоятельно и за свои деньги проходить курсы повышения квалификации.

— Было интересно, я заплатила свои деньги, прошла ознакомительные курсы. Пройти полный курс обучения за свой счет я не могла: сумма была неподъемная. Принцип медиации сильно отличается от психологической консультации, — вспоминает Л.Чернышова. — В нашей школе службу медиации мы назвали службой примирения, это понятней. Я обучаю старшеклассников основам. Они проводят медиационные встречи. Это правильно, когда конфликты между детьми решаются старшеклассниками. Для школы — это идеальная ситуация. Для ребят — колоссальный опыт. Мне нравится, что в медиации все носит официальный характер. У нас есть журнал учета примирительных программ. В нем — примирительный договор, обязательства, которые должны быть выполнены сторонами. Дети договор подписывают. Это налагает на них определенную ответственность. Им нравится чувствовать себя взрослыми. Но для того, чтобы обучать детей, я сама должна иметь документ, позволяющий мне это делать.

В 2017 году департамент образования наконец-то организовал для психологов и социальных педагогов курсы: 36 часов обучения общей концепции медиации. Но при этом всех предупредили, что эти курсы не дают школьным психологам право проводить медиацию и звание «медиатор».

Критикуют за неэффективность и сомнительность

По словам школьного психолога школы №41, члена Крымской ассоциации психологов и психотерапевтов Евгения Сазонова, красивое слово «медиация» никому не понятно. Организация служб медиации в школе в строгом ее понимании, скорее всего, не имеет смысла. В школе ее организовать не реально именно по причине школьной специфики. Конфликты детей чаще всего завязаны на психологические причины.

«Если мы говорим об основной группе учащихся — 6-8-е классы, то, пытаясь разрулить конфликт, мы все равно детей направляем, разъясняем, проводим с ними психологическую и воспитательную работу, а это уже не медиация в прямом смысле», — уверен Е.Сазонов.

По его мнению, как форма работы, как инструмент, медиация может существовать, например, при разрешении проблем между педагогами и администрацией, между администрацией и родителями, между родителями, в таких случаях она, может, необходима. Но медиатором должен выступать профессиональный и совершенно независимый человек. Хорошо, если бы работала независимая структура, например, центр медиации, куда могли бы обращаться участники конфликта.

— Я психолог, и если конфликтные стороны собираются вместе, я работаю с ними как психолог, — делится опытом Е. Сазонов. — Медиатор, в принципе, не должен вникать в саму ситуацию, в природу конфликта. Медиация — это даже не примирение на психологическом уровне. В нашей школе мы говорим о медиации, когда присутствует затяжной конфликт. Если проводились беседы и консультации с психологом, директором, родителями, детьми, а эффекта не наступило, конфликт продолжается. Например, травля, буллинг, просто недопонимание.

По его словам, сто процентов случаев, которые рассматриваются, — это конфликты «ребенок – ребенок».

— Так происходит не потому, что нет конфликтов среди учителей и учеников, учеников – родителей или других конфигураций. А потому что медиация — это процесс, во первых, добровольный, а в случае, если существует конфликт между администрацией и родителями, и я выступаю медиатором, то, соответственно, являясь членом коллектива школы, т.е. администрации, я не могу быть совершенно независимым, и, конечно, родители против, — объясняет Е.Сазонов. — Известно, что очень многие критикуют медиацию за ее неэффективность, за ее сомнительную полезность. И я также не могу сказать, что у нас в школе проводится чистая медиация. У нас, скорее, проводятся психологическая работа, традиционные психологические беседы, консультирование, — подытоживает свои мысли специалист.