Высокогорные полеты

Виталий ФОМЕНКО
Кавказские горы

Увлечения

Впечатления от альпиниады «Лето — 2002» и восхождений на кавказские вершины севастопольского студента и альпиниста

Все, надоело мне целый год висеть на одной и той же высоте, потупя взор в грязно-белые стены зданий, и слушать под собой говорливую шумную и суетную свору студентов, цитирующих «Критику практического разума».

Вот взять бы сорваться и полететь. Расправить бы взор на чисто белые заснеженные стены гор. Выбелить бы в снегах кавказских грязные серые легкие.

Этим летом небольшая группа севастопольских альпинистов побывала на Центральном Кавказе, где на территории Кабардино-Балкарской Республики, в ущелье Безенги, прошла альпиниада «Лето-2002», посвященная международному году гор.

И был там я, студент СФ СПбГУП. И флаг нашего СФ СПбГУП был. Многое ему довелось облететь, повидать и на своей коже (точнее, ткани) прочувствовать, и я почувствовал и запечатлел.

Флаг СФ СПбГУП, Виталий Фоменко слева

Столпотворение горнофилов

На этих очередных ежегодных безенгийских слетах какая густая каша лиц и характеров кипела — около 300 человек! Какое разнородное разнонародное столпотворение горнофилов! Одновременно со святой могучей русской кучкой носов там краснели, облуплялись и жарились носы французские и прибалтийские, чешские и польские. Под конец сборов сунулся сюда даже японский нос, из всех что были там, самый изящный и нежный. Не обошлось альп-шоу и без долгоносиков. Как же так: в гостях и без хозяев? Не положено. Стоят под носом горы — ну хоть один стал бы альпиноидом. А зря. Ведь большому носу — большое и плавание в гору. Пришли так, полежать, брюхо по бару покатать.

Месторасположили меня и прочую альп-гвардию на территории альпинистской учебно-спортивной базы «Безенги» в живоживописнейшем кавказском кубике, боковые грани которого представляют собой серо-буропошкарябанные нагромождения, заваленные вековыми льдами.

Пару годков назад в тамошних льдах рылись ученые. Зарылись на глубину 300 метров! Лед шел дальше вниз, и они пошли наверх. Ближайший «батон шоколада со льдинкой и молочной белой начинкой» — пик Брно, прозванный «кучей Брна». Боковые грани кубика все перерезаны огроменным мечом природы, по ранам (ущельям) которых бесновато мчится кровь — талая вода. И вся эта бесконечно орущая, брызжущая кровь в нижней грани образует один большой скоростной и очень коварный и страшный кровяной поток, имя которому Черек, обзывание которому: Мясорубка. Сунешь ногу — высунешь тряпку убогу. Более угрожающий образ Черек обретает, когда в жару с него вздымается густой пар. Потрясающий контраст температур воздуха и граничащего с ним пара — Африка и Антарктика.

То снег, то дождь, то град

Ее там не предскажешь и не предвидишь. Можно, но бесполезно прогнозировать не то что на день наступающий, а даже на ближайшую половину дня. Безенгийская погодка в корне меняется чуть ли не ежепятиминутно! Вот я лечу в пепелящее солнце, изнывая от зноя, разодевшись голым, и молю о прохладе. Вдруг налетает беспросветный туманище и меня прошибает холод. И я лечу уже, залепившись пуховкой, вставив голову в шапку, и молю о солнце. Пролетел немного, и приходится кутаться в дождевик — уже капли со сплошь затянутого серостью неба хлещут по моей промокашке. А подлечу повыше — будет долбать в мою нежную белую кожу разнокалиберный град или снег пургой за шиворот нагнетать. Но вдруг опять лучи, потяра рекой мочит.

Обычной нормальной безенгийской погодкой считается, когда первая доля дня ясная, а вторая — серая, с туманом, мочиловкой, молниями и громиловкой. Какое-то мистическое небо оказалось над базой «Безенги». Над лагерем в серой пелене облаков очень часто образуется голубое окно, что ведет к большому превосходству солнечных часов над другими в районах ущелья Безенги. Всюду серо, а тут голубо. Кто-то очень удачно выбрал место для базы.

Мир цветов и животов

Все зелено здесь в августе, все пышет, благоухает, цветет и пылает. Сколько всяких цветов, всех размеров и цветов. Крым таких не производил: розовый рододендрон, эдельвейс. Особо впечатлил чабрец, этот тимьян ползучий, в пять, а то и все шесть раз превосходящий размерами своих листьев крымский. Земляники, малины объелся я во все свое плоское пузо. Даже запасся ягодкой. Попробовал и лесной черной смородины.

Животный мир представлен главным образом чем-то вроде нашей косули, только более мощное, чрезмерно смелое и чересчур любопытное создание — горный козел. Зона ведь заповедная, пухать по ним запрещено. Вот и шатаются где попало. Стадами. Из мира животов на высоте 2200 м мне удалось повстречаться с голубями!

Путь мой к вершине лежит во мраке

Вершины бывают белыми, страшными. В том числе бывают побежденными и непокоренными. К первым относятся Гидан (4167) — самое первое и самое затянувшееся восхождение; Архимед (4100) — самое быстрое и самое приятное; Варшава — пик Селлы (4300), Башхаауз-баши (4500) — самое суровое и самое высшее. Снежный бархан, градовая буря, пурга, вьюга, метель, ураган, буран — под все попал, что аж выбивало и выветривало из меня все это непечатную брань, крик и резким порывом проносило мигом над всем кавказским миром. Но, несмотря на это, меня не разорвало на мелкие лоскутья, и, преодолев все, гордо вознесся на пик Селлы.

А непокоренная только одна из предпринятых — это Гестола (4860), еще сложнее, суровее, выше, длительнее и красивее. На ее покорение полагается не менее четырех дней. Это напоследок мы решили «прыгнуть выше головы». И оказалось, что пружинки наши слабоваты. Здесь не одним днем надо пережидать непогоду. Первая ночь была просто шквальной. Представьте: лежишь-лежишь себе тихомирно в хорошей тесноте, в плохом, с краю палатки, месте и вдруг: сильнейший порыв ветра с градом обрушивается на твой безобидный домик. Палатка с двух сторон тебя пытается задушить, шест выгибается внутрь и тоже хочет врезаться в горло. В конце концов я устроил с одной человечиной симбиоз — лег сверху него: и сразу просторней, теплей и страху меньше.